Форма входа

Категории раздела

Общая информация [5]

Новости [1]

Задай вопрос онлайн

Друзья сайта
Шымкентская Федерация Айкидо Казахстанская Федерация Кендо Айкидо Айкикай ДЗИКИСИНКАЙ г.Новосибирск Казахстанско-французский центр

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0

Поиск

Пятница, 18.07.2025, 05:19
Приветствую Вас Гость
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Каталог статей

Главная » Статьи » Кендо » Общая информация

Психология фехтования

Психология фехтования часть I Эти исторические примеры позволяют сделать некоторые выводы. Если человек решил-ся умереть и совершенно готов к смерти, т.е. мысль о смерти совершенно не приходит на ум и он о ней не думает, тогда в человеке пробуждается некая дотоле неизвестная сила, которую он ощущает полностью. Эта сила позволяет совершать необыкновенные вещи. Человек, руководимый инстинктом или интуицией, сам собой начинает совершать чудеса. Эти чудеса называются "мё". "Мё" связанно с инстинктом. Когда жизнь течёт свободно, не по указке интеллекта, не запутываясь в сетях предвзятых связей и мыслей, сознательных соображений, тогда всё происходит само собой, управляемое почти автоматически той силой, которая обеспечивает нормальную человеческую работу сложнейшего человеческого организма, его физическую деятельность. Тогда можно спросить: если всякое живое существо инстинктивно ненавидит смерть и избегает её, - как же заставить сознание решиться умереть? Верно, даже в самый по-следний миг, когда смерть неизбежна, мы стараемся избежать её. Мы умираем, когда уже нет сил сопротивляться. Самоубийство - это, скорее, ненормальность. Однако, чело-век, совершивший самоубийство, показывает, что есть что-то более ценное, чем жизнь, в сохранении которой мы заинтересованы. Но тут снова можно спросить: "Разве мы мо-жем разрушить ту внутреннюю жажду жизни, которая существует в нашем бессозна-тельном? Мы ведь можем избавиться лишь от сознательной мысли о смерти!" Когда мы избавляемся от сознательного желания жизни - это не значит, что подсознательно мы будем стремиться к смерти. Низшие животные не обладают сознанием человека, т.е. они продолжают стремиться к тому состоянию, в котором находятся. Мы, люди, сознаём наше стремление к жизни, и это сознание порождает у нас многочисленные размышле-ния и предположения о жизни и смерти. В результате мы не воспринимаем всё просто, как есть, а воображаем или заблуждаемся, и разве не эти заблуждения вызывают у нас всякие страхи и тревоги, душераздирающее ожидание конца? Когда мы избавляемся от заблуждений, разве не сама жизнь позаботится о нас лучше, чем мы сами? Не так ли дей-ствует в фехтовальщике инстинкт самосохранения, находясь в полной гармонии с При-родой. Освобождённая от помех, чинимых человеком, т.е. от самообманных рассужде-ний и размышлений, от чрезмерного вмешательства сознания, - Природа лучше справится с тем, что необходимо. Несомненно, устранить из поля сознания мысль о смерти очень трудно, но это ещё не причина для того, чтобы этого не делать. Чтобы преодолеть свои собственные и общепринятые установки, страхи и мысли о смерти, необходима твёрдая решимость и сильная воля. Но это серьёзное намерение, это активное желание проходит, как озарение, и тем не менее мы знаем, что их можно культивировать. Жизнь фехтовальщика зависит от этой дисциплины. Устраняя из поля сознания своё по-нимание и саму мысль о смерти, фехтовальщик даёт возможность неосознаваемому, бес-сознательному выйти в область сознательного. Тогда абсолютно ничем не обусловлен-ный инстинкт самосохранения действует свободно, независимо от фантазий, иллюзий, интеллекта и от эмоций. Теперь инстинкт сможет свободно и легко использовать ту тех-нику, которая сознательно изучена фехтовальщиком. То, что происходит в результате освобождения этого неосознаваемого, кажется просто чудесным и эти чудеса, обуслов-ленные правильной психологической подготовкой, доступны совершенному фехтоваль-щику. "Недвижимый ум", о котором говорят многие работы по фехтованию, - это, в каком-то смысле, то самое, о чём пишет Такуан в своём письме. Однако то, что называется умом и духом Такуана, гораздо глубже, чем у фехтовальщика, поскольку тот останавливается на психологии, а Такуан, как дзенский учитель, смотрит в самый источник реальности, ко-торый можно назвать метафизическим или космическим бессознательным (хотя этот термин можно понять неверно в связи с его сходством с психологическим термином). Главное в том, что интуиция, прозрение фехтовальщика ограничено. Он несёт меч и стоит лицом к лицу с противником. В сознании фехтовальщика ещё присутствует сознание опасности, хотя он её и не боится; ещё действует, хоть и не осознано, инстинкт самосохранения, жажда жизни. Такой человек ещё не достиг состояния абсолютной пустоты, когда его вместилище - алаявиджняна - совершенно разбито. Что касается его непосредственного занятия, тут он действует очень хорошо, но как только возвращается к повседневной жизни, возвращается и его повседневное сознание - и он опять ординарный человек, со своими обычными желаниями, привязанностями, неуверенностью. Другим выглядит дзенский человек, хотя оба они сталкиваются с проблемой жизни и смерти, которая целиком покрывает всё его существование. Если фехтовальщик не оста-новится в этом развитии, то далее он будет идти рука об руку с дзенским мастером по пути непреложной истины, конечной реальности. Но обычно фехтовальщик останавли-вается слишком рано, на инстинктивном неосознаваемом, а дзенский человек идёт даль-ше, пока вся вселенная или скорее вся пустота мирового пространства не рассыплется на куски. Вот что говорит Тадзима-но-ками об этой проблеме: "Ум (кокоро) - это пустота (ку, шуньята), но из этой пустоты создаётся вся бесконеч-ность действий: в руках она хватает, в ногах - ходит, в глазах - видит и т.д. Однажды этот ум надо удержать, хотя это сделать трудно, ибо этому нельзя научиться только тео-ретически. Собственно, фехтование в том и состоит, чтобы пережить это. И когда это достигнуто, когда слова человека - сама искренность, его действия исходят прямо из изначального ума, свободного от всех эгоистических мыслей и побуждений. Тот ум, которым обычно пользуемся мы, грязен, но изначальный ум всегда чист, он - само Дао. Я так об этом говорю, будто сам пережил это, но на самом деле я далёк от того, чтобы быть настоящим даосом, Дао-человеком. Я пишу так просто потому, что вся человече-ская жизнь должна быть в согласии с этим направлением Ума. И если нам не удаётся так жить каждое мгновение, мы должны, по крайней мере, пытаться достичь этого в нашей профессии, в нашем искусстве". Дзягю Тадзима-но-ками совершенно честно сознаётся, что он всё ещё не способен пере-живать ум, как Пустоту, в то время как своё дело фехтовальщика он знает в совершен-стве. Он должен ещё глубоко изучать наставления Такуана. Такуан был знаменитым учителем дзен. Может быть, он и не занимался фехтованием так, как это делали самураи, но, несомненно, умел держать в руках меч и мог постоять за себя в схватке с любым ма-стером фехтования, ждать долго не заставил бы никто. Сам Дзягю, должно быть, созна-вал, что Такуану по-настоящему противостоять не может. Это видно из того письма о фехтовании, которое он оставил своим ученикам, а также из других источников, повест-вующих о встречах дзенских учителей с профессиональными фехтовальщиками. часть II Рукопись Одариги Итиуна проливает на это свет. Здесь имеется в виду название его школы, которая отражает философию Махаяны и в особенности дзен-буддизма. Одариги Итиун или скорее Хария Сэкиун который был учителем Итиуна и основателем школы, назвал её "Меч Непребывающего Ума" (Мудзюсин-кэн). Эта фраза заимствована из Ва-малакирти-сутры, буддизма Махаяны, и особенно часто употребляется дзенцами. Эта сутра описывает конечный источник всех вещей как "непребывающее". "Непребываю-щее" или "нигде не имеющее место пребывания" означает, что этот источник всегда вне человеческого понимания, вне категорий времени и пространства. Поскольку это выхо-дит за пределы относительного, это называют "не имеющим дома, не имеющим места пребывания", т.е. тем, к чему не приложимы никакие определения. Так и меч, которым пользуется человек этой школы, не имеет определённой формы, т.е. его пространствен-ные характеристики неописуемы. Встречаясь с противником, фехтовальщик этой школы владеет не простым мечом, а мечом без формы. В результате противник не может усле-дить за этим мечом. Где начало и где конец этого меча? Противник не может понять, как движется такой меч, а, следовательно, и как от него защищаться. Пока он решит, что же делать, - такой меч непременно поразит раздумывающего. Противник даже не сможет опомниться, не сообразит, что же произошло, как это получилось, ибо как только он встретился с таким "мечом не пребывания", он потеряет голову. Тут можно спросить: "Так что же это за меч - "меч не пребывания?" Разве фехтовальщик, который держит этот меч в руках, обуславливает качество?" Букко - учитель Нации (1226 - 1286 гг.),основатель монастыря Энгакудзи в Камакура, приехал в Японию по приглашению Ходзи Токимунэ в 1279 году. Когда он был ещё в Китае, ему однажды угрожали солдаты монгольской армии, в то время оккупировавшей Южный Китай. Не обращая внимания на его монашеский сан, они хотели его убить, ко-гда он в одиночестве занимался медитацией. Монах, нисколько не обеспокоенный этим, прочёл стихотворение собственного сочинения: В целом мире нет места, где кто-нибудь мог бы поместить хоть одну палку; Я вижу пустоту, где нет ни предметов, ни людей. Я любуюсь мечом великого Юаня трёх футов длиной. (Когда он рубит навсегда), он подобен разрубанию весеннего ветерка сверканием молнии. Меч в руках монгольских воинов ничем не отличался для дзенского монаха от дуновения весеннего ветерка. Он просто пронёсся над его головой, ибо его реальное бытие, его истинное существо, наполняя всю Вселенную, всегда оставалось неизменным - ни мечи, ни любые бомбы, не смогли бы затронуть его. Впрочем, солдаты всего этого понять не могли, однако, оставили монаха в покое, - может быть, удивившись тому, что он оставался неподвижным, никак на них не реагируя. Меч Великого Юаня, с точки зрения дзенского монаха, был "мечом не пребывания", независимо от того, кто держал его, - враги или он сам. Разница между Букко и Итиуном в том, что последний сам держал меч в своих руках, тогда как Букко чуть не ударили мечом. Один из них был субъектом действия, другой - объектом. Для Итиуна, или Букко, взмахнуть мечом - как рассечь воздух или весенний ветерок. В одном из стихотворений Фу Дайси (Фу Си, 497 - 569 гг.), написанных им во время правления династии Лян, говорится: Я держал заступ в руках и не держал его, Я шёл и ехал в то же время на водяном буйволе. Что же это за заступ такой, который держат и не держат? Это всё тот же "меч не пребы-вания". И садовое орудие Фу Дайси и Меч Итиуна, дающий жизнь, не отличались друг от друга. Они исходили из ума, который - "не-ум". Заступ Фу Дайси был однажды в ру-ках Адама, когда тот ещё жил в саду Эдема, а меч Итиуна - это меч в руках Акалы Не-движимого и меч Праджни в руках бодхисатвы Манджушри. Он убивает и он даёт жизнь, в зависимости от того, с каким умонастроением к нему приближаются. Вандзян Ходзяку Был одним из великих дзенских учителей Танской династии. Однажды он сказал: "Дзен подобен мечу в воздухе, не стоит и спрашивать, поранит он объект или нет. Воздух - не расщелина, меч не сломан". По другому поводу он сказал так: "В тройственном мире нет дхарм (объектов), где нам искать ум? Четыре элемента изначально пусты, и где Будда найдёт себе место? Небесная ось всегда недвижима, всё спокойно и никакие слова не произнесены. Это существует у тебя прямо перед носом и ничего тут больше не поделаешь". часть III Докё Йэтан (1641 - 1721 гг.), более известный под именем Сэдзю Ронина (Сэдзю Старый джентльмен), был учителем Хакуина (1695 - 1768 гг.), одного из великих учителей Японии. Сэдзю Ронин однажды принимал посетителя-фехтовальщика, и тот сказал: "Я занимаюсь фехтованием с детских лет и за двадцать лет успел изучить секреты многих школ фехтования. Теперь я хочу основать свою школу, но пока не могу понять, какой принцип положить в основу новой школы. Все мои усилия основать конечное мё не приводит к успеху. Не могли бы вы мне помочь?" Внимательно выслушав фехтовальщика, Сэдзю Ронин подошёл к нему и изо всех сил трижды ударил его обоими кулаками, а потом ударом ноги бросил его на землю. Конеч-но, это был довольно грубый приём, но он достиг цели, фехтовальщик пережил сатори. Говорят, что это переживание открыло ему новые горизонты в его искусстве. Слух об этом посещении дошёл до фехтовальщиков всей округи и они стали посещать Сэдзю Ронина, спрашивая его, как им объединить дзенский опыт с их профессией. Од-нажды они пригласили Сэдзю Ронина к себе выпить чая и посмотреть на их поединки. И наконец они сказали ему: "Что говорить, вы великий учитель дзен, в теории вы сильны, но если дело коснётся практики, если вы возьмёте в руки меч, тут вам нас не победить". Сэдзю Ронин ответил: "Если вам хочется ударить меня, ударьте, но боюсь, что у вас ни-чего не получится". Фехтовальщики с сомнением переглянулись и сказали: "Так вы действительно разрешае-те нам попробовать?" Ронин согласился. Они встали, намереваясь сразиться с дзенским учителем, однако Ро-нин отказался взять меч, сказав: "Я буддист. Вот у меня веер, пусть он и будет моим оружием. Ударьте, как только будете готовы. И если вам это удастся, я признаю вас хо-рошими фехтовальщиками". Подняв мечи и издавая оглушительные крики, они пытались ударить учителя, но его веер мелькал то здесь, то там, и они никак не могли попасть в него. Их мечи всё время пролетали мимо и в конце концов им пришлось признать поражение. Позднее один монах спросил Ронина: "Насчёт дзен я ничего не могу сказать, но где вы так научились владеть веером?" Ронин ответил: "Когда приходит истинное прозрение, когда нет никаких препятствий, истинное прозрение касается всего, включая и фехтование. Обычно люди привязаны к именам и, когда они слышат какое-то имя, название или слово, в их уме происходит раз-личение и отделение. Обладатель истинного ока видит всё в его собственном свете. Ко-гда он видит меч, то сразу знает, как с ним обращаться. Он противостоит множеству ве-щей и не путается". Такэно Сигэёси - один из величайших фехтовальщиков современной Японии, в недавно написанном им трактате о "Бамбуковом мече" говорит о психологии фехтования: "Когда выбранный мной бамбуковый меч больше всего подходит мне по весу, форме и т.д., тогда легче всего достигается единство меча и моего тела. Само собой разумеется, что лелеять мысль о борьбе или победе, или демонстрировать своё искусство, - это по-гибель для фехтовальщика. Но когда вы избавились от этих мыслей, как и от мысли о своём теле, вот тогда может быть достигнуто настоящее единство. Тогда ваш меч - это вы, а вы - это ваш меч и между вами нет различия. Это называется психологией муга (или не-эго, не-ума). Это, видимо, соответствует тому, что в буддизме называют состоя-нием пустоты. В этом состоянии все мысли и чувства, которые могут препятствовать свободному владению обретённой техникой, устранены, и человек возвращается к тому "изначальному уму", который управляет деятельностью его организма. Иногда мне ка-жется, что то же происходит и с мастером-кукольником, когда он всецело поглощён сво-ей работой. Он тогда тоже не проводит различия между собой и куклой, которую дер-жит. Игра тогда в действительности становится искусством, когда художник забывает о себе и погружается в состояние пустоты. Некоторым кажется, что всё-таки фехтование дело совсем иное, потому что перед ним живой человек, который только и ждёт момен-та, чтобы нанести удар, но я так не думаю. По-моему, если фехтовальщик и кукольник пережили состояние идентификации (эмоциональное слияние личности с чем-либо), единства, то большого значения не имеет с чем они работают. Когда единство осознано, я, как фехтовальщик, не вижу перед собой никакого противника, который пытается меня ударить. Я сливаюсь с противником, каждое его движение, каждую его мысль я слушаю, как свои. Я интуитивно, бессознательно знаю, как его ударить. Это всё так естественно". Мастер Такэно верно описывает ум фехтовальщика, когда он встречается с противни-ком. Пока он сознаёт, что стоит перед противником и старается правильно использовать технику, которой научился, - он ещё не совершенный фехтовальщик. Он должен забыть, что у него есть тело, называемое Такэно, и что тело его держит меч, и что он противо-стоит другому отдельному телу. Во время поединка у него нет ни тела, ни меча. Это, од-нако, не значит, что всё совершенно исчезло, потому что некто действует, активно пере-двигается, мыслит. Это некто - господин Такэно и другие фехтовальщики. Такой ум даосские и буддийские философы называют следующими именами: изначальный ум (хонсин), или ум младенца (акаго но кокоро), истинный или совершенный человек (син-дзин), изначальное лицо (хонрай мо мэммоку). Эта чудесная "несуществующая" сущность "думает и действует", не думая и не действуя. Согласно господину Такэно, оно воспринимает все мысли, которые рождаются в голове противника, как свои собственные и "он" действует адекватно. "Он" в этом случае не он, но и не "не-он". Когда этот "не-он" падает, он не знает, кто упал - "он" или "не-он". Когда всё кончено, "изначальный ум" возвращается обратно к самому себе, т.е. к своему собственному сознанию. Это есть пробуждение "одной мысли", т.е. отделение света от тьмы (итинэн), субъекта от объекта, возникновение двойственного мира. Ашвагхоша, автор "Пробуждение веры", называет это "внезапным пробуждением мысли". Это та си-туация, в которой господин Тадзима или Такэно обнаруживают себя стоящими перед поверженным, так называемым "врагом". Стихотворение Эмерсона "Брама" хорошо иллюстрирует психологию совершенного фехтовальщика: Если кровавый убийца думает, что он убивает, Или убитый думает, что убит. Они не знают неуловимых путей. Я сохраняюсь и ухожу, и возвращаюсь опять. Далёкий или забытый для меня близок, Тень и солнечный свет - одно, Исчезнувшие боги ко мне приближаются, И одно для меня хула и слава. Болезнью заплатят те, кто меня упускает, Когда мною летят, я сами крылья, Я сомневающийся и сомнение, И я гимн, что поют брамины. Могучие боги тоскуют о моём прибежище, И тоскует напрасно священное Семь, Но и ты, смиренно любящий добро! - Найди меня и вернись на небо. часть IV Господь творит мир, и Он же восклицает: "Это хорошо". Господь не совершил ни мо-ральных, ни аморальных поступков. Это просто "благо добра". Эту "благость" вещей японский дзен и синто называют сономама. Заслуживает интереса следующий перефразированный пассаж (отдельное место в книге, тексте, статье, речи) из Чжуан-Цзы "Понимающий сущность жизни": Сунь Изгой пришёл к воротам учителя Бяня Счастливого и, смущённо вздыхая, сказал: - Я, Изгой, жил в селении, и не случалось, чтобы меня называли ленивым, чтобы в опас-ный момент называли трусом. Но вот на полях не было урожая, а на службе царю я не встретил удачи. Меня изгнали из селения и из области. Но в чём моё преступление? О, небо! За что досталась судьба изгоя?! - Разве ты не знаешь о поведении настоящего человека? - сказал Бянь Счастливый. - Он забывает о своей смелости, забывает о зрении и слухе, бесцельно блуждает за пределами мирской пыли в беспредельном, не занимаясь делами. Это называется действовать, но не настаивать; быть старшим, но не управлять. А ты ныне приукрашиваешь свои познания, чтобы удивить невежд, очищаешься сам, чтобы осветить грязь других: сверкаешь будто поднимаешь солнце и луну. Ведь в сравнении со многими, слепыми, глухими и хромыми, безвременно погибшими - ты обрёл крепость своего тела, всех его девяти отверстий. Это уже счастье! Зачем же попусту ропщешь на небо? Уходи!" Следует заметить, что японские фехтовальщики никогда не думают о защите, а только о нападении. И особенно ясно писал об этом Одагири Итиун, который наставлял своих учеников встречать противников с мыслью об ай-ути, т.е. взаимном убийстве. Это тактика нападения, а не защиты, характерна для японцев. Может быть с этим связано то, что японцы держат меч двумя руками, не оставляя ничего для защиты. Не известно, с какого времени японским мечом пользуются именно так. У него длинная ручка, чтобы браться двумя руками и наносить удар со всей силой, которая есть у человека. Всегда нападать, быть в едином стремлении поразить противника, не взирая ни на какие обстоятельства, забыв о собственной безопасности, ни секунды не думая о страхе и смерти. Если такая мысль возникает хоть на мгновение, тогда инстинкт самосохранения вмешается в устремления человека. Единство будет нарушено, и это приведёт к плачев-ным результатам. Проблема смерти должна с самого начала быть проблемой. Тогда бес-страшие, как говорит Дзягю Тадзима-но-ками, может помочь воину выйти из схватки живым. Когда фехтовальщик встал перед противником и поднял меч, он должен отож-дествлять себя со своим мечом и дать ему действовать по его воле. С психологической точки зрения здесь меч символизирует неосознаваемое в фехтовальщике. В этом случае он двигается, как автомат. Он больше не он. Он отдаётся тому течению, тому влиянию, которое вне его обычной жизни, но на самом деле это его собственное, глубоко похоро-ненное в нём бессознательное, чьё присутствие он раньше не осознавал. Но мы должны помнить, что совсем нелегко осознать это состояние ума, что для этого необходимо пройти суровую дисциплину, нравственную и духовную. Как говорит Итиун, совершенный фехтовальщик должен быть и совершенным человеком, он должен быть величайшим не только в своей профессии, но и везде. Настоящий фехтовальщик не должен думать о том, как бы ему продемонстрировать своё искусство убивать. Стычка Умэдзу с Тода Сэйгэном даёт нам прекрасный пример печальной судьбы, которая ожидает несовершенную личность, и показывает, что меч - это символ духовности, а не орудие слепого убийства. Фехтовальщик, по прозванию Умэдзу, живший в начале семнадцатого столетия, был из-вестен своим мастерством и высоко себя ставил. Когда он услышал, что приехал Тода Сэйгэн в Мино, где Умэдзу преподавал фехтование, то он решил испробовать на нём своё искусство. Однако, Сэйгэн не собирался принять вызов. Он сказал: "Мечём пользу-ются тогда, когда нужно наказать преступника или в дело замешана честь. Мы не пре-ступники и нам не нужно решать вопросы чести. Зачем же нам устраивать поединок?" Умэдзу принял это за попытку противника, сознающего свою слабость, уклониться от встречи. Он стал ещё более самонадеянным и высокомерно рассказывал направо и нале-во о происшедшем. Саито Ёситану, правитель Мино, услышал о вызове и заинтересовавшись исходом по-единка, послал двух вассалов просить Сэйгэна принять вызов. Но Сэйгэн не ответил. Просьба правителя была повторена трижды. Не имея возможности отказывать далее, Сэйгэн был вынужден согласиться. Избрали судью, время и место поединка. Умэдзу отнёсся к делу серьёзно. Три дня и три ночи он провёл, совершая ритуал очище-ния. Кто-то стал советовать Сэйгэну, чтобы и тот последовал его примеру. Но Сэйгэн отказался и объяснил это так: "Я всегда культивировал сердце искренности, а оно не да-руется богами по особым случаям. Я никого не хочу задевать или ранить. Я принял вы-зов лишь потому, что неблагородно было отказывать правителю провинции, который так настоятельно просил меня." Когда настал день поединка, оба фехтовальщика пришли на условленное место. Вслед за Умэдзу шли его многочисленные ученики. В руках Умэдзу был деревянный меч длиной три фута, шесть дюймов, а у Сэйгэна был короткий меч всего фут и три дюйма. Умэдзу попросил у судьи взять настоящий меч. Это передали и Сэйгэну, но он сказал, что если Умэдзу хочет настоящий меч, то пусть берёт, это его дело, а сам он останется со своим коротким деревянным мечом. Судья решил, что оба противника должны сражаться дере-вянными мечами, а длину пусть сами выбирают, какая кому нравится. Теперь оба были готовы. Умэдзу со своим длинным мечом вёл себя, как свирепый лев, готовясь сразить противника одним ударом. Сэйгэн смотрел на него совершенно невоз-мутимо и выглядел как кошка, которая будто дремлет, а сама собирается поймать крысу. Так они некоторое время смотрели друг на друга. И тут вдруг Сэйгэн издал крик и уда-рил своим коротким мечом Умэдзу по шее. От удара выступила кровь. Придя в ярость, Умэдзу изо всей силы размахнулся своим длинным мечом, желая мгновенно уничтожить противника. Но прежде чем он успел это сделать, Сэйгэн уже нанёс удар по правой руке, и Умэдзу сразу выронил оружие. Сэйгэн ударом ноги разломал его меч на две части. Тогда Умэдзу схватился за меч, который висел у него на поясе, но рука не слушалась, и он упал на землю. Позднее один из наблюдателей сообщал: "Действия Сэйгэна были похожи на раскалыва-ние бамбука - всё так легко, так чётко и ясно, и так безразлично." И так "беспрепят-ственно" - могли бы добавить буддисты секты Кэгон. Сэйгэн был не просто фехтовальщик, он был "совершенный человек", по определению Чжуан-Цзы, который в огне не горит и в воде не тонет. А Умэдзу был полной его проти-воположностью. Он ничего не знал о нравственной стороне своего искусства, а ведь это главное. Его эгоизм и гордыня были просто безграничны. Он думал, что его самоуверенная агрессивность в сочетании с техническим совершенством делают его настоящим фехтовальщиком. Он никогда не сознавал, что стоит за атакующим стилем японского фехтовальщика помимо спортивного стремления к победе. Он не понимал, что это стремление выиграть или проиграть должно быть совершенно забыто, и проблема жизни и смерти не должна волновать фехтовальщика ни теоретически, ни практически, Итиун и Тадзима-но-ками подчёркивают важность дзенской тренировки фехтовальщиков, чтобы те смогли выйти за пределы техники. Где помещать ум часть I Часто задают вопрос: "Куда направлять ум (внимание)?" - Когда ум направлен на движения противника, он захвачен ими. - Когда направлен на его меч - его мечом. - Когда направлен на то, чтобы нанести противнику удар - захвачен мыслью об ударе. - Когда направлен на собственный меч, захвачен собственным мечом. - Когда направлен на самозащиту, - захвачен идеей самозащиты. - Когда направлен на положение тела, которое принял противник - захвачен им. Во всех случаях говорят, что не знают, куда следует направлять ум. Некоторые говорят: "Куда бы ни был ум направлен, человек неизбежно следует этому направлению, и враг, конечно, использует это, т.е. поражение неминуемо. Поэтому луч-ше всего держать ум в нижней части живота, как раз под пупком, тогда он сможет при-способиться к различным ситуациям". Совет достаточно резонный, хотя с высшей точки зрения, которой придерживаются буд-дисты, он ограничен. Может быть, и неплохо во время тренировки сосредотачивать ум в нижней части живота, но это всё ещё стадия почитания. К ней относится и совет Мэн-Цзы возвращать убегающий ум назад, на его исходное место. Мэн-цзы (глава 6-я "Гао-цзы") говорит, что жизнь - "любовь, человеколюбие" - это человеческий ум (сердце), справедливость - человеческий путь. Жаль, что люди оставляют Путь, не следуют ему, что люди отпускают свой ум, не ищут его. Когда у них пропадает курица или собака, они знают, что должны их найти. Путь учения - это поиск сердца, которому они позволили уйти. Кокоро - значит одновременно и ум и сердце, интеллект и чувства. Это часто употребляется в философском смысле как субъект, субстанция или душа. Где бы в письме Такуана не употреблялся "ум", его нужно понимать в этом всеобъемлющем смысле. Если вы пытаетесь удержать ум, заключить его в нижнюю часть живота - сама идея его удержания, фиксация в определённом месте не позволит уму действовать в другом ме-сте, и результат не преминет сказаться. Тогда возникает вопрос: "Если удержание ума ниже пупка препятствует его свободному движению, то где же его следует удерживать?" Ответ: "Если вы берёте его в правую руку, он становится пленником правой руки, а остальные части тела терпят неудобства. То же самое произойдёт, если поместить ум в глаза или правую ногу, как и в любую другую ограниченную часть тела. Тогда остальные части тела будут ощущать его отсутствие". Тогда возникает вопрос: "Так на чём же, в конце концов, сосредотачивать ум?" Ответ таков: "Не в том суть, где разместить свой ум, а в том, чтобы чувствовать его всем телом, дать ему течь через всё ваше существо. Если это происходит - вы пользуетесь руками, ногами, глазами тогда, когда они нужны, и не тратите зря ни лишнего времени, ни лишней энергии". Локализация ума означает его замораживание. Когда он перестаёт свободно течь, как это необходимо, он больше не ум как, таковой. Локализация бывает не только в физическом пространстве. Ум может быть скован и психологически. Например, можно задуматься, когда необходимо действовать немедленно. Размышление "останавливает" движущийся ум. Не раздумывайте, не проводите различий. Дайте уму течь спокойно, без задержек, нигде не "останавливаясь". Дзен-буддисты в своём учении говорят о правильном или истинном (сё) и частичном (хэн). Когда ум совершенно наполняет тело, он правильный ; когда помещается в какой-то части тела, он частичный или односторонний. Правильный ум равномерно распределён по всему телу и нисколько не частичен. Частичный же ум разрозненный и односторонний. Дзен не любит частичность или лока-лизацию. Когда ум прикован к какому-то месту, он не может проникать или течь во все чести тела. Когда его не делают преднамеренно частичным, он естественно распростра-няется по всему телу. Обладая таким умом, человек может спокойно встречать напада-ющего противника, вооружённого мечом. В любое мгновение ваши руки смогут среаги-ровать на ваш приказ. Ноги и все остальные части тела безошибочно действуют, соглас-но обстоятельствам. Уму не нужно выбираться из какой-то ограниченной части, куда его перед этим поместили на стоянку. С умом нельзя обращаться как с кошкой, привязанной за верёвочку. Ум надо предоста-вить самому себе, чтобы он мог свободно действовать согласно своей природе. Нигде не ограничивайте ум, не делайте его частичным - вот верная духовная тренировка. Когда он нигде, тогда он везде. Когда он занимает одну десятую, его нет в девяти десятых. Фехтовальщик должен дать уму двигаться естественно, а не пытаться его намеренно ограничивать. часть II Несколько нижеследующих разделов состоят в основном из выдержек из письма Такуа-на, пересказанных современным языком. Основной тезис письма Такуана к Дзягю Тадзима-но-ками заключается в сохранении текучести ума (кокоро), удерживании его от интеллектуальных раздумий и аффектных волнений любого характера, которые возникают от неведения и заблуждения. Может показаться, что текучесть и Недвижимая Праджня вступают в противоречие, но в реальной жизни они идентичны. Когда у вас есть одно, то есть и другое, ибо Ум, как таковой, одновременно подвижен и неподвижен, он постоянно течёт, никогда и нигде не "останавливается", и помимо всего у него есть центр, который никогда и нигде не вступает ни в какое движение, оставаясь всегда самим собой. Трудность в том, чтобы почувствовать тождество этого центра неподвижности с его непрерывными движениями. Такуан рекомендует фехтовальщику решать эту трудность владения мечом, прямо стоя перед противником. Таким образом, фехтовальщик находится перед лицом логического противоречия. Как только он начинает обращать внимание на противника, начинает логически осмысливать ситуацию - его движения становятся затруднёнными (суки). Фехтовальщик не должен задумываться ни на секунду, ибо противник обязательно вос-пользуется моментом "суки". Вы не можете ни расслабиться, ни сохранять напряжение хоть какое-то время, ибо это заставляет ум "останавливаться", и он теряет свою теку-честь. Как же можно одновременно расслабляться и напрягаться? Это всё то же старое противоречие, только в другой форме. При интеллектуальном анализе ситуации противоречие в той или иной форме неизбеж-но; движение и в то же время не движение, напряжение и расслабление; видеть, как всё происходит, и в то же время нисколько не беспокоиться о том, как всё это повернётся. Не нужно иметь намерений, сознательных расчётов, предчувствий, ожиданий - короче говоря, быть невинным, как дитя, и при этом владеть всей ловкостью, хитростью, проницательной сообразительностью вполне созревшего ума, и всё это перед лицом противника. Как этого достичь? Интеллект в такой парадоксальной ситуации помочь не может. Единственный способ достичь результата - это куфу. Если говорить языком психологии, - это значит устранить все препятствия, как интеллектуальные, так и аффективные и эмоциональные, - на пути того, что скрыто в бессознательном, и дать ему двигаться совершенно независимо, без вмешательства интеллекта. Куфу может, минуя анализ, достичь полной свободы движения, преодолеть всё, что сдерживает. Куфу наступает, когда воля напряжена до предела, когда человек захвачен весь целиком, т.е. он целен и растёт из глубины собственного бытия. Поясняя неподвижность столь подвижного ума, Такуан различает ум изначальный и ум заблуждающийся. Последний представляет собой раздвоенное состояние сознания. Начальный ум - это ум, не сознающий (ещё называется "изначальный" ум), а иллюзор-ный ум разделяет всё, вмешивается в свободное действие изначального ума. Изначальный ум называется хонсин, заблуждающийся ум - мосин. " Хон - означает "изначальный", первичный", "реальный", "истинный", "природ-ный". " Мо - это есть "нереальный", "обманывающий" или "обманутый", входящий или введённый в "заблуждение". " Син - это "кокоро", т.е. ум в самом широком понимании. Заблуждающийся ум можно определить как ум, обременённый идеями и аффектами. Та-кой ум не может двигаться от одного к другому без остановки, не оглядываясь на себя, и это препятствует его природной текучести. Такой ум, прежде чем сделать движение, об-разует сгусток, потому что первое движение всё ещё тянется. Это суки фехтовальщика - то, чего нужно старательно избегать. Это же относится и к самоосознанному уму, по-японски - усин-но-син. Сознавать сам себя может только ум человека, в отличии от ума животного. Но ум, сознающий, что он делает, перестаёт быть инстинктивным, его распоряжения окрашены расчётами и раздумьями, а это значит, что связь между ним и органами тела уже не прямая, поскольку утрачено единство между руководителями и исполнителями. Когда существует двойственность, индивидуальность никогда не проявляется в целом; такой, как она есть. Такуан называет такую ситуацию "останавливанием", "задержкой" или "замораживанием", "застыванием". Он предупреждает, что нельзя умыться льдом. Сознание и следующее за ним раздвоение делает ум жёстким, начинает действовать "заблуждающийся" ум, а это - гибель фехтовальщика. Осознающий ум - усин но син,- противоположен мусин-но-син, уму не сознающему се-бя. Мусин - буквально означает "не-ум", это ум, отрицающий себя, дающий себе уйти от себя, расслабиться до состояния совершённой несдержанности, несвязности. (Это резю-ме из собственных слов Такуана). Значение непоколебимости ума Из всех японских искусств фехтование, вероятно самое дзенское потому, что проблема жизни и смерти здесь стоит с наибольшей остротой и реальностью. В фехтовании у че-ловека нет права на ошибку, у него нет времени поразмыслить. Всё, что он делает, исхо-дит прямо изнутри и не поддаётся контролю сознания. Фехтовальщик должен действо-вать инстинктивно, а не интеллектуально. Во время напряжённой схватки реально решается - жить или умереть. Самое ценное - время, его нужно использовать максимально эффективно. Малейшее мгновение расслабления (суки) - и противник воспользуется им и уничтожит вас. Тут речь не просто о поражении или унижении. Мгновение интенсивного сосредоточения - это момент совершенного единения субъекта и объекта, личности и её поведения. Пока это не достигнуто, поле сознания не очищено, всё ещё остаётся "слабый след мысли" (нисай но итинэн), который препятствует прямому и непосредственному действию, исходящему из глубины личности, иными словами - из неосознаваемого. Это приводит к тому, что меч противника находит разрыв обороны, разрыв в вашем сознании. Вот почему фехтовальщику советуют освободиться от мысли о смерти и от беспокойства об исходе поединки. Пока осталась хоть какая-то мысль, она приводит к гибели. Китайская пословица говорит: "Если ваши действия совершенно непоколебимы и цельны, даже боги будут вас бояться и избегать". Такая твёрдость, решительность ума и духа совершенно необходимы в боевом искусстве фехтовальщика. Без этого духа никакая концепция и тем более единение невозможны. Сосредоточенность, единоумность, концентрация (экаграта), решительность, неколебимость ума и духа - все они исходят из одного. Это "одно" в дзен называется состоянием "не-ума" (мунэн), это соответствует "детскости", в которой ещё нет и зачатка умозрительности и схематичности. Кое-кто может сказать: неколебимость ума - это высшее качество человека, и мы не мо-жем его достигнуть до тех пор, пока не вполне созрели, ибо это свойство вполне сфор-мированного ума. Но, достигнув этого, как можно от всего отказаться и вернуться к ду-ховному состоянию детства? Как можно вернуться к самому началу, после того как со-вершили тяжёлое и утомительное путешествие? Или как можно совместить высокий ум с беспомощностью ребёнка? Это один из возможных взглядов на проблему, но есть и второй, согласно которому дитя превосходит того, кто "полностью развит". Спеша сделать себя "вполне развитым", мы совершенно отрицаем то важнейшее каче-ство, которым обладает дитя - веру, веру в неизвестное бытие. Это неизвестное можно назвать Неизвестным Разумом, Дао, Богом, Неосознаваемым или глубочайшим Я. Ввиду того, что Неизвестное, какое бы ему имя ни давали, не поддаётся постижению созна-тельной частью ума, оно или теряет свою сущность, в тот момент, когда сознание пыта-ется его охватить. Это неизвестное мы оставляем позади "развития" и "зрелости", да так, что совершенно о нём забываем и не имеем представления, как оно осуществляется в нас. Когда фехтовальщик или монах говорит о детскости или не-уме, большинство лю-дей не понимает, о чём идёт речь. А пытаясь понять, мы низводим или возводим "это" (в зависимости от того, как к "этому" относиться) на обычный уровень сознания, где пыта-емся рассуждать о нём так, как обычно рассуждаем вообще обо всём. В результате смысл совершенно меняется. А когда кто-нибудь ссылается на "это" или обращается к "этому", то мы "это" не узнаем. Неколебимость ума, восстановление "этого", - оно всегда присутствовало в нас и никуда не терялось и не было искажено. Вопрос в том, как "этим" правильно пользоваться. Фехтовальщик, пройдя подготовку у дзенских учителей, приобретя большой собственный опыт, начинает различать в себе присутствие и важность этой "неизвестной величины", которую мы сейчас пытаемся как-то обрисовать. Это предисловие поможет вам понять, о чём говорили разные фехтовальщики, богатые практическим опытом и неискушённые в философских определениях. "Шестое" чувство. В связи с фехтованием стоит упомянуть ещё один такой феномен, который может вы-звать интерес у психологов. Это нечто вроде телепатии или способности ума, которая развивается у некоторых фехтовальщиков. Говорят, что у Дзягю Тадзима-но-ками было "шестое" чувство. Вероятно, это исходит из какого-то более глубокого источника, и его нельзя квалифицировать, как некое ненормальное или экстраординарное явление. Согласно автору книги Гэккэн Содан, Тадзима-но-ками прекрасным весенним утром прогуливался в своём саду, полностью поглощённый созерцанием расцветающих слив. За ним шёл мальчик-оруженосец, который нёс его меч. "Как ни искусен в фехтовании мой господин, - подумал мальчик, - а сейчас, когда он так увлечён созерцанием, его ни-чего не стоит атаковать". Тадзима резко обернулся и огляделся вокруг, как бы ища кого-то. Никого не увидев, он вернулся в комнату. Облокотившись на стол, он некоторое время стоял неподвижно, глядя по сторонам, как будто сошёл с ума. Увидев это, его слуга испугался и даже побоялся подойти к нему. Наконец он спросил господина, здоров ли тот и не может ли он ему чем-либо помочь. Тадзима ответил: "Я вполне здоров и чувствую себя хорошо. Меня беспокоит одно происшествие, которое я никак не могу объяснить. Благодаря длительной тренировки в фехтовании я могу чувствовать мысли тех, кто стоит против меня или находится неподалёку. Когда я был в саду, я вдруг ощутил смертоносных духов. Я оглянулся, но кроме моего мальчика-оруженосца, поблизости никого не было. Я не могу сообразить, откуда взялся этот запах смерти. Я очень расстроен, что стал таким рассеянным". Услышав об этом, оруженосец признался ему в своей мысли и попросил прощения. Это вполне удовлетворило Тадзима-но-ками и он сказал: "Ну, тогда всё ясно". Следующая история об уме животных очень примечательна. Если бы провести экспери-менты, мы бы узнали много об инстинктах обезьян. Мы, люди, утеряли большинство инстинктов, которыми обладают так называемые низшие животные, и нам может показаться, что нижеследующая история вымышлена. Она тоже касается Дзягю Тадзима-но-ками. У него были две ручные обезьянки, которые привыкли смотреть на тренировки его уче-ников. Поскольку обезьянки очень любят подражать и обладают в этой области больши-ми способностями, они овладели мечом и даже стали специалистами. Когда один ронин, друг их господина, хотел помериться с ним силами на копьях, тот ответил ему, что прежде пусть он попробует свои силы с обезьянами. Ронин очень обиделся, решив, что его унизили, но всё-таки взял в руки копьё, а обезьяна - бамбуковый меч. Ронин бросил-ся на обезьяну и сделал выпад копьём, но обезьяна увернулась и стукнула его. Ронин сделал копьём защитное движение, но это ему не помогло, обезьяна уже прыгнула к нему и схватила за древко. Фехтовальщику пришлось признать поражение. Когда он со стыдом вернулся к хозяину, Тадзима-но-ками заметил: "Я был уверен, что против обезьяны тебе не выстоять". Ронин больше не ходил к Тадзима-но-ками. Прошло полгода, и ронин снова решил испробовать силы с обезьяной. Тадзима-но-ками сказал ему, что теперь обезьяна не может быть ему противостоять. Ронин, однако, настаивал. Привели обезьяну, но когда они стали с оружием друг против друга, обезьяна бросила своё оружие и с криком убежала. Тадзима-но-ками заключил: "Разве я не был прав?" Позднее он рекомендовал этого ронина другому господину, и тот взял его к себе на службу. Мастер чайной церемонии и головорез Эта история о мастере чайной церемонии, который принял на себя роль фехтовальщика и сразился с головорезом. Обычно те, кто занимается чайной церемонией, фехтованием не занимаются и никак не могут быть противниками людям меча. Чайная церемония - дело мира, покоя. Эта история поведает нам, что может человек, не умеющий обращать-ся с мечом, не получивший никакой специальной подготовки, если только он решился рискнуть своей жизнью. В конце семнадцатого века правитель Яманоути провинции Тоса решил взять своего чайного мастера в официальную поездку в Эдо, столицу правящей династии сёгунов Токугава. Чайному мастеру эта поездка вовсе не улыбалась, ибо самураем он не был, а Эдо вовсе не такое спокойное место, как Тоса, где у него много друзей. В Эдо можно было попасть в такую переделку, где досталось бы не только его господину, но и ему самому. Путешествие было весьма рискованным и он не желал в него пускаться. Однако господин его не желал слышать возражений, - вероятно потому, что чайный мастер высокой квалификации принёс бы господину добрую славу. Чайная церемония очень ценилась в высокопоставленных кругах. Чайный мастер был вынужден подчиниться приказу, но решил сменить свою одежду чайного мастера, который ходил без оружия, на одеяние самурая с двумя мечами. По приезде в Эдо чайный мастер не выходил из дома господина и, наконец, тот разре-шил ему выйти погулять. Одетый как самурай, он посетил Уэно у пруда Синобадзу, где заметил, что на него сердито смотрит какой-то самурай, отдыхающий на камне. Самурай вежливо обратился к чайному мастеру и сказал: " Вижу, вы самурай из Тоса, окажите мне честь испробовать моё искусство в поединке с вами". С самого начала путешествия чайный мастер предчувствовал какую-то неприятность. Теперь он стоял лицом к лицу с ронином (самурай без хозяина), странствующим самураем, наёмником худшего толка, и не знал, что ему делать. "Я вовсе не самурай, хотя и одет так, я чайный мастер и вовсе не готов быть вам противником" - честно признался он. Но, поскольку истинным желанием ронина было обобрать свою жертву, в чьей слабости он уже совершенно уверился, то он продолжал настаивать на поединке. Чайный мастер понял, что поединка ему не избежать и настроил себя на неизбежную смерть. Но он не хотел умирать с позором, потому что позор лёг бы на его господина, правителя Тоса. И тут он вспомнил, что несколько минут назад он проходил мимо шко-лы фехтования, расположенной рядом с парком Уэно. Он решил зайти туда на минутку и спросить у учителя, как же правильно пользоваться мечом, как употреблять его в таких случаях и как ему с честью встретить неизбежную смерть. Он сказал ронину: "Если ты так настаиваешь на поединке, тогда подожди меня немного, я должен сначала кое-что сообщить своему господину, у которого служу". Ронин согласился и чайный мастер поспешил в школу фехтования. Привратник не хотел его впускать, потому, что у чайного мастера не было никаких рекомендательных писем к учителю фехтования. Но всё-таки, увидев ту серьёзность, с которой вёл себя чайный мастер, он решил его пропустить. Учитель фехтования спокойно выслушал чайного мастера, который рассказал ему всю историю и выразил непреклонное желание умереть, как подобает самураю. Учитель ска-зал: "Ты прямо уникум. Все приходят ко мне узнать, как пользоваться мечом, чтобы жить, а ты пришёл узнать, как умереть. Но прежде, чем я научу тебя искусству умирать, будь добр, научи меня готовить чай и угости чашечкой чая. Ведь ты же чайный мастер". Чайный мастер был очень рад. В последний раз он мог исполнить чайную церемонию, дело своей жизни, столь дорогое его сердцу. Забыв обо всём, он со всей искренностью, с полной самоотдачей принялся готовить чай. Он выполнял всё, что необходимо, как буд-то сейчас это было для него самое главное в жизни. И учитель фехтования испытал глу-бокое чувство, увидев с какой сосредоточенностью, с каким воодушевлением соверша-ется чайная церемония. Он упал на колени перед чайным мастером, глубоко вздохнул и сказал: "Тебе не нужно учиться умирать! То состояние ума, в котором ты находишься, позволяет тебе сразиться с любым фехтовальщиком. Когда будешь подходить к ронину, сначала подумай, что ты готовишь гостю чай. Благородно приветствуй его, извинись за задержку, и скажи, что теперь готов к поединку. Сними своё хаори (верхнюю одежду), аккуратно сложи и положи сверху свой веер, как ты обычно делаешь это за работой. За-тем повяжи голову тэгунун (вид полотенца), верёвкой подвяжи рукава, подбери хакама (юбка-штаны). Теперь ты вполне можешь начинать. Вынь свой меч, высоко подними его над головой, будь готов сразить им противника и, прикрыв глаза, соберись мысленно для битвы. Когда услышишь крик, ударь его мечом. Это и будет конец, взаимное убийство". Чайный мастер поблагодарил фехтовальщика за наставления и пошёл назад - туда, где обещал встретиться с ронином. Он тщательно последовал советам, данным фехтовальщиком, выполняя их в том состоя-нии ума, которое было у него во время чайной церемонии для своих друзей. Когда он твёрдо встал перед ронином и поднял меч, тот внезапно увидел перед собой совершенно другого человека. И он никак не мог издать крик перед нападением, потому что совер-шенно не знал, как ему нападать. Перед ним было совершенное воплощение бесстрашия, т.е. бессознательное. И вместо того, чтобы броситься на чайного мастера, ронин стал шаг за шагом отступать и наконец закричал: "Сдаюсь! Сдаюсь!" Бросив свой меч, он простёрся перед чайным мастером, прося прощения за грубость, и быстро покинул поле сражения. Неизвестно, исторический ли это факт, но факт, что такое мнение было распространено в то время и считалось, что одно техническое совершенство было недостаточно для успешного поединка. Необходимо было достичь состояния интуиции, которая исходит из Космического Бессознательного. Эта интуиция едина для всех видов искусств. Япон-цы верят, что интуиция чайного мастера или любого другого мастера - это всё разновидности одного великого опыта. Они не особенно стремились дать научное обоснование вере в то, что основной опыт исходит из прозрения в Неосознаваемом, которое является источником всех творческих потенций, всех художественных импульсов. Эта интуиция пребывает как непреложная реальность над всеми формами изменений и превращений, над океаном сансары, рождением и смертью. Дзенские учителя, наследующие свою философию от буддийских концепций шуньяты и праджни, говорят о неосознаваемом терминами жизни, т.е. рождения и смерти. Для дзенских учителей глубочайшая интуиция выходит за пределы рождения и смерти, и достигает состояния бесстрашия. Ум не-ума - Мусин-но-син часть I Ум, несознающий себя, не нарушается никакими аффектами. Это ум изначальный, а не заблуждающийся. Он всегда течёт, никогда не становится твёрдым. Поскольку он ничего не выбирает, не ищет, куда надо двигаться, - он наполняет тело, проникает в каждую его часть и нигде не останавливается. Он никогда не становится подобным камню или куску дерева. Если он отыскивает где-то место для отдыха - это не ум не-ума. Не-ум ничего в себе не хранит. Его также называют мунэн, "не-мысль". Мусин и мунэн синонимы. Главное - достичь мунэн или мусин. Тогда сознание течёт от предмета к предмету, как поток воды, заполняя все уголки. Поэтому ум может выполнять всё, что от него требует-ся. Но когда течение где-то останавливается, в другие места оно уже не доходит, и в ре-зультате наступает общая закостенелость. Колесо может вертеться, когда оно не слиш-ком плотно связано с осью. Если связь слишком тесная, оно не будет двигаться. Если ум чем-то занят, он перестаёт работать, он не может ни слышать, ни видеть, даже если звук проникает в уши или свет вспыхивает перед глазами. Когда у вас что-то на уме, ум предвзят и у него нет ни на что больше времени. Но пытаться устранять мысль. которая поселилась в уме, значит наполнить ум чем-то другим. Это вызывает порочный круг. Лучше всего с самого начала не давать в уме пристанища ничему. Может быть, это и трудно, но если вы продолжите упражняться в куфу, то через некоторое время достигнете этого состояния. Но, конечно, для этого не надо торопиться. Далее также приводится одно стихотворение из японской поэзии: Думать, что я более не стану думать о тебе - Значит, всё ещё думать о тебе. Так дай мне не пытаться думать, Что я не буду думать о тебе. Прежде чем расстаться с Такуаном, следует рассмотреть вечный парадокс, принимаю-щий, например, такие формы, как вопросы: "Как сохранить ум в состоянии думанья, ко-гда его дело - не думать?"; "как ум может быть одновременно умом и не-умом?"; "как "А" может быть одновременно и "А", и "не-А"?" Это касается не только логических и психологических проблем, но также и метафизических. Однако, фехтовальщику необхо-димо разрешить эту проблему самым конкретным способом, потому что для него это во-прос жизни и смерти. Многие её рассматривают чисто интеллектуально, оставаясь по существу к этому совершенно безразличными. Но и с философской точки зрения эта проблема остаётся для нас важной, ибо она является ключом к пониманию восточной мысли и культуры. Предание гласит, что Дзягю Тадзима-но-ками Мунэнори оставил одному из сыновней стихотворение, содержащее секрет его школы фехтования. Стихотворение, с литератур-ной точки зрения, довольно слабое. Стихотворения такого рода называются " дока " или стихотворения о Дао. Вот оно: Знай, что за техникой есть дух (ри), Он сейчас расцветает. Открой перегородку, - Смотри: вливается, сияя, лунный свет. Можно сказать, что это чрезвычайно мистично. Но самое странное не в том. Что же ис-кусству фехтования, которое, прямо говоря, состоит во взаимном убийстве, делать с этим стихотворением о луне и расцвете? В японской поэзии лунный свет связывает богатые поэтические ассоциации. С этой точки зрения понятно, почему Дзягю обратился именно к нему, но что мечу делать со стихотворением о луне? Какое вдохновение ожидает получить фехтовальщик, созерцая луну на рассвете? В чём здесь секрет? После многих трагических событий, с которыми без сомнения должен встретиться человек, каким экзотическим просветлением он хочет увенчать весь свой прошлый опыт? Автор, конечно, хочет бросить внутренний свет на психологию фехтования. Дзягю, истинный мастер, знает, что голая техника не сделает человека настоящим фехтовальщиком. Он знает, что дух (ри) или внутренний опыт (сатори) должны быть основой искусства, обретаемого лишь в смотрении в глубочайшие тайны ума. Вот почему Такуан неустанно объясняет учение о пустоте (шуньята), т.е. метафизике мусин-но-син (ума не-ума). Пустота или не-умность некоторым покажется слишком далёкой от жизни, от тех требований, что жизнь нам постоянно предъявляет. Но теперь мы понимаем, что она имеет непосредственное отношение к проблемам жизни и смерти, о которой большинство из нас не задумывается. Конец письма Такуана. часть II Сущность совета Такуана Дзягю Тадзима-но-ками можно подытожить, процитировав фрагмент окончания его длинного письма, в котором он обращается к схватке Букко Ко-куси с солдатами вторгшейся армии Даюаня. Этот эпизод будет рассказан в нижеследу-ющем разделе. Такуан здесь даёт комментарии о мече, "сверканием молнии рассекаю-щем весенний ветерок". Поднятый меч не имеет собственной воли, он весь из пустоты. Он, как сверкающая мол-ния. Человек, который сейчас будет повержен ударом - тоже пустота, и такая же пустота - поднявший меч. Ни один из них не обладает умом, наделённым субстанциональностью (постоянством, твёрдостью). Поскольку каждый из них состоит из пустоты и не обладает умом (кокоро), то человек, который наносит удар, не человек; меч в его руках - не меч, и то "Я", которое сейчас будет повержено, подобно весеннему ветерку, рассечённому проблеском молнии. Когда ум не останавливается, то меч, наносящий страшный удар, не что иное, как дуновение ветерка. Ветер не сознаёт себя, когда мчит над вершинами деревьев, нарушая их покой. Так же и меч. Отсюда и строфы Букко. Эта пустота "не-умности" относится ко всем видам деятельности, а так же к танцам и фехтованию. Танцор поднимает веер и топает ногой. Если он хоть чуть-чуть думает о том, как ему это надо сделать хорошо, он перестаёт быть хорошим танцором и его ум останавливается на каждом моменте. Во всех действиях необходимо забыть свой "ум" и стать единым с тем, что ты в этот миг делаешь. Если мы привязываем кошку, чтобы она не схватила птичку, она будет вырываться на свободу. Но научите кошку не замечать присутствия птицы, и тогда животное свободно и может отправляться, куда захочет. Иными словами, когда ум привязан, он чувствует себя ограниченным в каждом движении и тут нечего говорить о каком-то чувстве спон-танности (самопроизвольности). Итак, не позволяйте уму останавливаться на поднятом мече, забудьте, что делаете, и бейте врага. Не удерживайте ум на том, кто стоит перед вами. Всё происходит из пусто-ты, но остерегайтесь, чтобы ваш ум не связался с самой пустотой. Дополняя Такуана, прочтите следующую историю, как иллюстрацию ума не-умности. Один дровосек усердно валил деревья в отдалённых горах. Вдруг появился зверёк по имени "сатори". Это было очень странное существо. Дровосек решил изловить его живь-ём. Зверёк прочитал его мысли и сказал: "Ты ведь хочешь меня живым изловить, прав-да?" Дровосек очень удивился и не знал, что сказать; тогда зверёк заметил: "Видно, ты удивился, что я умею читать мысли". Дровосек удивился ещё больше и решил яростно ударить животное топором. Тогда сатори воскликнул: "Ах, теперь ты убить меня хо-чешь!" Дровосек совсем смутился и, осознав своё бессилие справиться с чудесным жи-вотным, решил вернуться к своим делам. Сатори, однако, теперь сам погнался за ним и сказал: "Ну, наконец-то ты покинул меня". Дровосек уже не знал, что ему делать со зве-рем. Совершенно отказавшись от намерений насчёт животного, он взялся за топор и, не обращая внимания на присутствие животного, принялся сосредоточенно и со всей силой валить деревья. Во время его работы топор вдруг соскочил с топорища, ударил сатори и убил его. Со всеми своими способностями читать мысли сатори, однако, не смог прочесть мысли "не-умности". На последней стадии обучения фехтовальщика существует тайное знание, даваемое лишь тем ученикам, кто достиг высшего уровня. Одной технической тренировки недо-статочно. Совершенствование в технике не определяет высокого уровня. Тайное учение известно лишь среди мастеров определённой квалификации. Это учение - "Луна в Воде". Один из авторов вопрошает: "Что означает "Луна в Воде"?" В разных школах фехтования это объясняется по-разному, но основная идея в том, чтобы понять, как луна отражается везде, где только есть вода, а это достигается лишь в состоянии мусин (не-умности). Одно из стихотворений Хоросавы, сочинённое у водоёма, гласит: Луна не собирается отбрасывать тень, И пруд не думает отразить луну. Как ясны воды Хиросава! Сквозь это стихотворение нужно прозреть тайну мусин, в котором нет следов искус-ственных затей, а всё предаётся самой Природе. Одинокая луна отражается в сотнях по-токах. Свет луны неразделён на множество призраков, это рябь на поверхности искажает сияние, дробя луну на множество осколков. Свет луны так же существует, когда нет воды, его отражающей. Точно таким же остаётся свет луны, когда воды много или есть только маленькая лужица. Эта аналогия делает более понятной тайну ума. Луна и вода - предметы осязаемые, тогда как ум не имеет формы, и его работу трудно проследить. Таким образом, эти символы не есть истина, а только намёк на неё. часть III Пока состояние мусин не осознано, не реализовано, ум всегда сознаёт, что делает - это Такуан называет "умоостанавливанием". При этом, вместо течения, ум начинает раз-мышлять о том, что он собирается сделать или уже сделал. Воспоминание и ожидание - это прекрасные качества человеческого ума, которые отличают его от низших животных. Они полезны в определённых отношениях, но когда каждое движение решает, - жить или умереть, - эти свойства ума следует отбросить, чтобы они не впутывались в течение мысли и молниеносную скорость движений. Человек должен обратить себя в игрушку в руках бессознательного (аналогично "неосознанному"). Бессознательное должно возобладать над сознанием. Говоря метафизически, это философия шуньяты (пустоты). Техника фехтования основана на этой психологии, а психология - конкретное применение метафизики. Имея в виду это событие, можно понять, почему фраза "Воды Западной Реки" нашла своё место в тайных документах школы Синкагэ-рю. Вопрос Хо очень важен и ответ Басё тоже. Обучая дзен, часто вспоминают это мондо, и нет сомнения, что в средневековой Японии многие фехтовальщики использовали его, чтобы достичь состояния "не-умности". Как уже раньше говорилось, мысль о смерти является величайшим препятствием для положительного исхода битвы жизни-и-смерти. Чтобы преодолеть эту мысль, препятствующую свободному и спонтанному уровню технической натренированности, фехтовальщик должен заниматься дзен. Никакое махание мечом никогда не научит человека одним глотком проглотить Западную Реку. Только он сможет совершить это чудо, и пока оно не совершилось, от вечно присутствующего сознания духа смерти уйти некуда. Дзен не только философское пояснение о вездесущности жизни, но и самый практический путь в безотносительное, где чашка чая в моей руке, разливаясь, сразу наполняет всё огромное пространство Тихого океана, не говоря уже о мелких речушках и отдалённых уголках нашей планеты. Тайные документы также содержат многочисленные "нака", стихотворные эпиграммы относительно мастерства в фехтовании. Некоторые из них ясно отражают дух дзен.
1 2 3 4 5 Категория: Общая информация \| Добавил: niktokak (14.05.2011)
Просмотров: 1713 \| Комментарии: 1 \| Теги: кендо, Психология фехтования \| Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]